В Государственный совет — высший административный суд Французской республики — поступил иск организации «Международные реституции», которая требует вернуть Италии «Джоконду» Леонардо да Винчи. Зачем понадобился настолько бессмысленный иск, размышляет художественный обозреватель “Ъ” Кира Долинина.
Проект TheatreHD показывает в кинотеатрах оперу-балет Мориса Равеля «Дитя и волшебство» в постановке Иржи Килиана. Нетипичный для хореографа остросюжетный спектакль, сочиненный в 1984 году и перенесенный на экран в 1986-м, добрался до Москвы только сейчас, чему обрадовалась Татьяна Кузнецова.
Бред преследования — самый распространенный диагноз среди главных героев триллеров и хорроров. Эпидемия паранойи в кино пришлась, разумеется, на времена холодной войны, когда, по выражению Квентина Тарантино, даже самые попсовые фильмы опирались на определенную долю цинизма и паранойи среди поедателей попкорна. Но даже фальстарт «конца истории» не избавил человечество от страха того, что мир вокруг не настоящий и совы не то, чем кажутся. Станислав Ф. Ростоцкий вспоминает главных параноиков мирового кино.
В этом апреле исполняется полвека одному из важнейших фильмов 1970-х — «Разговору» Фрэнсиса Форда Копполы. Почти одновременно вышел в прокат другой знаковый конспирологический триллер, «Заговор "Параллакс"» Алана Пакулы. Две эти работы стали стержневыми для десятилетия, помешанного на паранойе. Василий Степанов рассказывает, как невозможность интерпретации внезапно открывшейся реальности заставляет человека заглянуть внутрь себя — и ужаснуться.
Британский сериал «Утопия», вышедший в 2013 году, рассказывал о вакцине против «русского гриппа», которая должна покончить с человечеством. Яркая, наглая, кровавая — через два сезона «Утопия» прекратила свое существование на самом интересном месте. Ее американский ремейк продержался всего один сезон. Фанаты уверены, что создатели сериала предсказали будущее, за это их и закрыли.
Появившаяся в середине 1990-х музыка трип-хоп идеально вписалась в тогдашнее тревожное российское восприятие жизни, и главным мастером тут стал Трики — его первые альбомы звучали образцово параноидально. Юрий Сапрыкин, у которого есть опыт и личного взаимодействия с музыкантом, пытается понять, что в этом восприятии соответствовало его музыке и образу, а что было определено переживанием того времени — или даже предчувствием будущего.
Что такое антиутопия? Бездушная автоматизация жизни; граждане, превращенные в деревянных солдат с номерами вместо имен; закулисные кукловоды, транслирующие им прямо в мозг утешительное кино. Сопротивление оказывает лишь один, Избранный. Эта картина — последний человек среди симулякров, зомби и антропоморфных автоматов — буквальная экранизация бреда судьи Шребера, самого известного в истории параноика. Сценарии безрадостного будущего в кино разнятся, но ни один из них невозможен без мотива параноидального отчуждения героев — от близких, общества или реальности, тайно поменявшей свои законы.
«Горе от ума» Александра Грибоедова вот уже 200 лет входит не только в поговорки, как предсказал Пушкин, но и буквально в подсознание отечественной сцены — вместе со своей центральной коллизией: один против всех. Однако и весь комизм, и весь драматизм этой коллизии держится на том, что у Чацкого и фамусовской Москвы общего по крайней мере не меньше, чем различий. И более всего их объединяет состояние того самого пресловутого ума.
Отчаянно бояться за устои государственной власти и потому вводить разнообразные запреты и ограничения — для деспотов дело привычное. Император Павел I не был деспотом прямо-таки инфернальным, но зато в его случае эти охранительные меры приобретали немыслимый размах и немыслимую вздорность. В результате, как писал пушкинский лицейский однокашник Модест Корф, «в его царствование Россия обратилась почти в Турцию». И все равно, напоминает Сергей Ходнев, не помогло.
